Проводы на фронт. О. Мандельштам, К. Чуковский, Б. Лившиц, Ю. Анненков. 1914. Фотография Карла Буллы.
Эта фотография не может не заинтересовать. На ней застыл на мгновенье грядущий русский век, очень страшный век. Хотя эти четверо забавных парней ничего еще не ведают, ничего не предчувствуют. Мандельштаму - 23 года, Чуковскому - 32 года, Лившицу - 27 лет, а Анненкову - 25 лет. Вся жизнь впереди.
Август 1914-го. Только-только началась Первая мировая. Поэт-футурист Бенедикт Лифшиц (второй справа) напросился добровольцем на фронт. На Невском проспекте, перед самой отправкой, случайно встретился с Мандельштамом, Чуковским, Юрием Анненковым. Они все хорошо знакомы. Они все тусят в одних салонах и «бродячих собаках». Все очень молоды, амбициозны, веселы. Они еще не особо известны, ну так, в узких кругах. Мандельштам, крайний слева – юноша с блестящим европейским образованием, добрый приятель Ахматовой и Гумилева, они называются «акмеисты». Чуковский пока лишь переводчик и задиристый литературный критик, Анненков – начинающий художник, автор нескольких обложек «Сатирикона»…
Мандельштам предлагает всем тут же зайти в ателье Карла Буллы, сфоткаться на память.
Много позже Лившиц опишет свое выражение, как «деланно-идиотскую гримасу». Про остальных скажет, что лица как лица, «люди ведь сознавали, что прислушиваются к шагам истории».
Может, и сознавали. Но вряд ли.
А история уже тут, за окном студии. Она скоро всех перемелет.
Эти четверо – все судьбы российских художников 20 века. Четыре карты. Четыре сюжета.
Мандельштам сгинет в лагерной яме под Владивостоком на исходе 1938-го. Но дальше, дальше будет провозглашен одним из главных наших поэтов, гением и классиком.
Чуковский – ну это все знают. Очень долгая жизнь, признанный мэтр, кумир всех советских детей. Всё, конечно, будет не так мойдодырно, литератору порядочному трудно ужиться с советской властью, а тут еще приятельство с диссидентами, и еще дочь-правозащитница… Но все-таки кавалер Ордена Ленина и трех орденов Трудового Красного знамени.
Бенедикт Лившиц будет храбро воевать, будет ранен, но все обойдется. Его арестуют в 1937-м, обвинят в троцкистском заговоре, расстреляют. А дальше фактически забудут. Только специалисты и любители словесности будут читать витиеватые стихи Лившица и мемуары «Полутороглазый стрелец».
А вот Юрия Анненкова, что присел справа так, будто хочет тут же вскочить, можно назвать безусловно счастливцем. Он уедет из России в 1924 году, как бы по делу, но уже не вернется. Здесь его бы точно не ждало ничего хорошего, для обвинения хватило бы эффектных портретов Зиновьева и Троцкого.
Анненков станет парижанином, успешным художником, будет много работать в кино и даже получит номинацию на Оскара.
…Через несколько минут эти четверо разбегутся. Кончились салоны и веселые попойки, кончился «прекрасный век». За окном август 1914 года.
